09.06.22

4 июня 2022 в Институте дистанционного образования стало не только датой выдача дипломов выпускникам программы «Теология», но и большим праздником для учащихся и выпускников разных лет. В этом году Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет празднует 30-летие, и по этому случаю на литургию были приглашены все преподаватели, учащиеся и выпускники, имеющие возможность приехать в Москву и прийти в Соборную палату – главное здание университета.

Литургию в университетском храме Святого равноапостольного князя Владимира возглавил ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев, ему сослужили директор ИДО протоиерей Геннадий Егоров, протоиерей Александр Ильяшенко, протоиерей Алексей Емельянов и преподаватели ИДО в священном сане.

«Нам бы очень хотелось, чтобы знания, которые вы получили, пригодились в вашей жизни, чтобы все вы так или иначе служили бы Богу и Церкви, – обратился к собравшимся после литургии отец ректор. – Служить Богу и Церкви можно не только в священном сане, не только в храме, не только в Московской Патриархии – везде, где бы вы ни были, можно служить Богу, если вы живете христианской жизнью и своей жизнью свидетельствуете о Боге, о том, что есть благодать Божия, которая содействует вам, свидетельствуете о том, что можно и нужно жить доброй, честной, нравственной жизнью по заповедям Божьим. Если вы сами научились любить и зовете других людей к жизни по любви Христовой, это самое главное служение».

Вручив выпускникам этого года дипломы о профессиональной переподготовки, отец ректор отметил и тружеников Института дистанционного образования, прежде всего о.Геннадия Егорова, который создал дистанционное образование в ПСТГУ раньше, чем кто-либо другой в нашей стране. Награды и памятные подарки получили заместитель директора Оксана Николаевна Шевченко, заведующая кафедрой новых технологий в дистанционном образовании Надежда Алексеевна Шалоткина и директор Лаборатории Информационных технологий в гуманитарном образовании Сергей Анатольевич Кинаш.

Учащихся третьего курса «Теологии» преподнесли ректору и представителям института икону святителя Феофана Затворника, небесного покровителя ИДО, написанную по заказу на факультете церковных художеств. Студентка Жанна Буйневич от лица группы поблагодарила за возможность преподнести институту этот подарок и рассказала об особом значении для студентов ИДО святителя Феофана Затворника и других святых, носивших имя Феофан.

Вторая часть праздника прошла в университетской трапезной, где за чаепитием собравшиеся получили возможность обменяться воспоминаниями об истории института и университета. Протоиерей Геннадий Егоров рассказал, как создавались дистанционные программы ИДО во времена, когда переносить богословское образование в дистанционный формат многим казалось невозможным, и поблагодарил отца ректора за постоянную помощь и поддержку.

Отец Владимир Воробьев упомянул об еще одном эффекте дистанционного образования: оно позволяет объединить студентов и преподавателей из разных стран, и если кто-то опасается, что за счет новых технологий происходит глобализация мира, то и мы должны объединяться, чтобы наша Церковь была крепостью, которую врата адовы не одолели. Ректор подчеркнул, как важна Церкви своя система образования: «Мне пришлось вырасти как раз тогда, когда в Церкви, можно сказать, были одни бабушки – мы особенно их ценили и уважали за то, что в страшное время гонений они сохранили веру, остались верны Христу. Но оказалось, что научить вере своих детей и внуков, передать им то, что сохранили, они не смогли – для этого и нужно образование в современном мире, без знаний, образования невозможно устоять. Поэтому труды ваши и ваших учителей не напрасны, они не только востребованы, но и необходимы для Церкви».

Отец Сергий Львов, выпускник и преподаватель института, напомнил, что развитие дистанционного образования было бы невозможным, если бы уже не был пройден большой путь по созданию православного университета, которому исполняется 30 лет, и пожелал ПСТГУ процветания.

Еще один выпускник и преподаватель ИДО, отец Дионисий Михалев, рассказал о том, как после окончания Военно-морского института в Калининграде попал служить на Чукотку и почти не надеялся получить духовное образование, пока не узнал о возможности учиться дистанционно. «Наш университет способствовал формированию моего христианского мировоззрения, заложил основы моего отношения к христианству, к Церкви», – сказал священник. Он также обратился к выпускникам и учащимся: «Любые знания должны прежде всего пропускаться через наш духовный опыт, благодаря этому мы сможем передавать их нашим близким, людям, которые еще далеки от веры, от Церкви. Наш университет, благодаря уровню преподаваемых знаний, дает нам возможность самим быть в подлинном смысле помощниками Господа в распространении Евангелия».

Преподаватель ИДО отец Михаил Геронимус говорил о том, что в стенах университета столкнулся с необычайной атмосферой, которая складывается из двух составляющих: серьезная академическая научная деятельность и глубокая укорененность в Церкви: «Человек религиозный и с определенным интеллектуальным складом ума и жаждой богомыслия здесь, в стенах нашего университета, попадает в необычайную атмосферу духовной свободы, которая окрыляет».

Администратор программы «Теология» Ольга Владимировна Герасимова прочла стихи собственного сочинения, посвященные институту и университету, а выпускница этой весны Софья Дробязко от имени группы поблагодарила коллектив института за то, что богословское образование, полученное на программе, было по-настоящему академическим, за терпение и милосердие, - и пожелала преподавателям «всегда видеть результаты своих трудов, видеть, как выпускники становятся солью земли».

Особой частью праздника стали воспоминания о.Владимира о жизни верующей интеллигенции в советские времена. Предваряя эту часть встречи, отец Геннадий отметил, что в истории Церкви периоды мирной и благополучной жизни были достаточно короткими, самое яркое порой происходило во времена внешне не очень благополучные, и рассказ о таких временах в нашем недавнем прошлом может стать уроком и напутствием для нас сейчас.

Завершилась встреча традиционной экскурсией по Московскому Епархиальному дому, которую для выпускников, учащихся и их близких провел научный сотрудник Отдела Новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ Михаил Гар.

Невозможно пересказать все слова, которые были сказаны на празднике, поэтому мы просто присоединяемся ко всем поздравлениям в адрес выпускников, преподавателей и сотрудников Института дистанционного обучения, а также всех, кто заложил и тридцать лет поддерживает и развивает традиции богословской науки и образования в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете!


Для всех, кому не удалось присутствовать на празднике очно, мы публикуем расшифровку прозвучавших на встрече воспоминаний ректора ПСТГУ, протоиерея Владимира Воробьева:

«Моя семья жила очень счастливо во все времена, потому что все друг друга любили, были честными, хорошими людьми, молились Богу. Но жизнь, конечно, была очень страшная. Я думаю, почти у всех священников, которые служат сейчас в Церкви, среди предков кто-то был репрессирован, может быть, даже расстрелян. У меня тоже: мой дед Владимир Николаевич Воробьев был благочинным в Москве, его три раза сажали в тюрьму, потом в тюрьме он умер. Меня назвали в его честь.

Жили мы в коммунальной квартире на пятом этаже без лифта в маленькой комнатке, вчетвером. В квартире были разные люди – и пьяницы, и бывшие чекисты, которые писали на нас доносы, потом к нам приходили из НКВД проверять родителей. Приходилось, конечно, прятать иконы – одна икона у нас висела всегда, остальные были спрятаны в шкаф, и когда мы молились, мы открывали этот шкаф как киот. Напоказ ничего делать было нельзя, даже в школу крест носить, - если увидят, будет скандал, неприятности. Еще когда мне было лет шесть, мама сказала: «Никогда никому ничего не рассказывай о вере, и вообще о том, что у нас дома, потому что иначе нас с папой посадят в тюрьму». Так что мы привыкли с детства молчать, такая конспирация была уже в генах.

Помню, все вступали в комсомол, и меня стали тоже заставлять туда вступать, буквально тянули за руку в кабинет, где сидел секретарь ЦК ВЛКСМ. Я пришел домой и спросил, как мне быть, что говорить? Меня научили: когда тебя начинают туда тащить, про себя читай 90-й псалом. И я так и стал делать, и действительно, все отстали от меня. Мне говорили, что я не поступлю в университет, раз я не комсомолец, - но я поступил, и был единственным не в комсомоле среди студентов. Учился я хорошо, но у нас был государственный экзамен по истории ЦК КПСС, я подучил эту историю, ответил на все вопросы, когда какой был съезд, что на этих съездах решали. Тогда экзаменатор стал листать мое личное дело, нашел, что я не комсомолец, и поставил мне тройку. Поэтому меня не хотели брать в аспирантуру, но потом взяли.

Так мы и жили, с Божьей помощью все было хорошо и благополучно. Но в Церкви тогда, как я уже сказал, были одни бабушки, молодежи, детей почти не было, и нас, молодежь, которая в храм приходила, наш духовный отец, протоиерей Всеволод Шпиллер благословил проходить в алтарь, чтобы не привлекать к себе внимание: ты незаметно в алтарь шмыгнул и там стой, пока все не уйдут. В алтаре с отцом Всеволодом молиться было великое счастье и школа настоящая.

Когда отец Всеволод благословил меня на священство, он сказал: я благословить-то могу тебя, а как ты можешь стать священником, я не представляю. Я был кандидатом наук, и все дороги для меня были закрыты: без духовного образования нельзя было получить рукоположение, а в семинарию нельзя было поступить со светским образованием. Я пробовал устроиться истопником, сторожем, дворником в какой-нибудь храм, потому что в семинарию можно было поступить только из какого-нибудь церковного учреждения. Но меня никуда не брали, потому что везде старосты были поставлены уполномоченным по делам религии, отчитывались в исполкоме, и знали: если возьмут на работу кандидата наук, им достанется от начальства. 

Но тогда был обычай, который есть и сейчас: все московские священники должны были время от времени говорить проповедь в патриаршем Богоявленском Елоховском соборе. Священник Николо-Кузнецкого храма отец Александр Куликов однажды был приглашен в Елоховский собор, сказал проповедь и в алтаре встретил старосту. Это был Николай Семенович Капчук, в эпидемию ковида он перешел в мир иной. Он был с Западной Украины, видимо, прошел войну, у него было орденов до колен, даже невозможно было себе представить, как он мог получить столько орденов. У него была черная «Волга» с желтыми фарами, а такая «Волга» могла быть только у людей, которые работают в правительстве. Так что мы понимали, что у него были очень хорошие связи и репутация у власть имущих. И вот отец Александр спросил его: «Николай Семенович, вам алтарники нужны?» – «А что, у тебя есть? Ну давай» – «А если кандидат наук, вы возьмете?» – «Ну давай». Ему было все равно, не страшно. И я стал алтарником в Елоховском соборе. 

Николай Семенович был, по-видимому, из одной деревни с епископом Владимиром (Сабоданом), ректором Московских духовных школ, и тот иногда приезжал к старосте поговорить, отдохнуть. И староста спросил его, нельзя ли алтарника взять в семинарию? Между службами я в алтаре что-то подметаю и чищу, и вдруг входит владыка Владимир: «Вы хотели поступить в семинарию, кажется?» – «Да» – «Но это невозможно сделать, вас не примут». Я молчу. «Но есть один способ: мы принимаем документы до первого августа, то есть до пяти часов вечера тридцать первого июля. В конце дня к нам приезжает чиновник из Совета по делам религии, и все документы, которые мы приняли, увозит на проверку. Если ваши документы попадут на проверку, их выкинут и вас точно не пропустят. Но эти чиновники – люди советские, работают до пяти часов, поэтому в пять часов они уже хотят быть на Московском вокзале и от нас уезжают в четыре, а мы еще целый час принимаем документы. Вот если в этот час вы подадите документы, они уже не попадут в Совет по делам религии. Но только после этого вы сразу уезжайте из дома и не показывайтесь домой до тех пор, пока мы вас не зачислим.

Я так и сделал, меня зачислили, я приезжаю домой, а почтовый ящик полон бумаг из военкомата – срочно, немедленно на сборы, именно в те дни, когда у меня экзамены в семинарии, хотя раньше меня никогда никто не вызывал на военные сборы. Вот так я поступил в семинарию.

И так же меня потом рукополагали. Хотя ты и отучился в семинарии, тебя с высшим светским образованием и степенью все равно не рукоположат, потому что все документы проверяет уполномоченный. И пришлось уполномоченного обмануть, в этом мне помогли ректор и инспектор семинарии и Академии. Но зато, когда меня уже рукоположили, уполномоченный не позволял меня назначить в храм, и долгое время я был без назначения. Наконец отец Матфей Стаднюк, секретарь Патриарха, вызывает меня и дает указ патриарха, что меня назначают в штат такого-то храма. «Но это, наверное, временно, вы зайдите к уполномоченному». Я иду к уполномоченному, меня проводят в огромный темный зал, на высоком президиуме стол, покрытый зеленым сукном, откуда-то сбоку появляется уполномоченный по Москве. Ему приносят дела в нескольких папках – все про меня, видимо. Он начинает их листать. «Что это, у вас отец преподает в университете?» – «Да» – «И мать преподает в школе? И вы университет кончали?». До того, что я кандидат наук, он не дошел. Я напрягаюсь изо всех сил, чтобы не рассмеяться на это все, надо качать головой, что все ужасно, плохо… «Ну вот что, вы понимаете, каким доверием вас облекают партия и правительство? В нашей стране директор завода, директор института, даже в правительстве никто не может выйти и говорить, что он хочет, – он должен заранее представить текст на проверку. Только священники выходят на амвон и говорят что хотят!»

«Ну вот идите в храм, служите, а через месяц приходите ко мне сюда и расскажете мне все про всех, как будто я сам там побывал. Если придете, я вам дам регистрацию». То есть, иначе говоря, становитесь осведомителем. 

Я попрощался, ушел и больше не пришел. Через пять месяцев меня выгнали из храма на улицу, ведь я регистрацию не получил, хотя указ был о постоянном служении. 

Когда меня, в конце концов, назначили на Преображенку служить… Вы знаете, где в Москве Преображенка находится? Наверное, нет. Это маленький храмик около Преображенского кладбища, и ворота его выходят в узкий переулочек, который тупиком кончается на кладбище. Вход в переулочек с одной стороны, и вот на Пасху этот переулочек перекрывает милиция и пропускает только бабушек. А ко мне уже молодежь ходила, и мне передают через какую-то бабушку: «Отец Владимир, там не пропускают Машу Ильяшенко, матушку отца Александра». Я выхожу, говорю: «Это наши прихожане, пропустите, пожалуйста» – «Нам не приказано» – «Они к нам ходят постоянно, сегодня Пасха, пропустите» – «Но я говорю вам, нам сказано не пропускать» – «Где ваш начальник, офицер?». Подхожу, говорю: «Я священник, служу в храме, это наши прихожане, пропустите» – «Нет, нельзя» – «Ну хорошо, тогда скажите мне вашу фамилию». «Зачем?» – «Это дочка благочинного в Финляндии, я сообщу завтра в Финляндию, что вы не пропускаете». Пустил тогда. После этого меня допрашивали кэгэбэшники, сказали, что я «Маленький Дудко»: раньше в этом храме служил отец Дмитрий Дудко, который прославился своими вопросами и ответами, его посадили в тюрьму, и теперь, значит, я был на очереди. Потом меня вызвали в исполком и выкинули из храма, но не на улицу, а в другой храм.

Такая была жизнь, так было во всем. Когда собирался какой-то семейный праздник, приходили немногочисленные гости – все друзья, которые назывались между собой «недобитая интеллигенция», верующие церковные люди, которые жили, как говорят теперь, во внутренней эмиграции, полуподпольной жизнью. Все работали, наукой занимались, преподавали, но в партию не вступали. Их уважали, любили, но не давали ходу.

Надо сказать, мы как-то привыкли с детства к этому и особенно не страдали. Мой отец заканчивал историко-филологический факультет еще по дореволюционной программе, учился лично у Ильина, Франка, великих наших религиозных философов, но работать по специальности не мог, многие годы преподавал английский язык. А после войны, когда мы полмира считали своим, Сталин понял, что без религии, без философии нельзя дальше жить. После революции философский факультет был уничтожен – философия была не нужна. А оказалась нужна: все-таки везде она есть, а у нас ничего нет, не только факультета, но и людей, которые ее знают. Тогда стали разыскивать выпускников, нашли моего отца и пригласили на факультет. Но преподавать марксизм он органически не мог и преподавал логику и говорил, шутя «У нас на факультете есть только два порядочных человека – Асмус и я» (профессор Валентин Асмус, отец протоиерея Валентина Асмуса, тоже был беспартийным). 

Мы очень дружили, помогали друг другу всегда. Наши прихожане частенько дают понять, что зарплата маленькая, машины нет, квартира маловата. Мне всегда это чудно услышать, потому что я в молодости спал на раскладушке в нашей маленькой комнатушке, и надо было вовремя утром вскочить, все убрать, чтобы люди могли ходить по комнате. Но как-то мы жили и считали, что мы живем очень хорошо на советскую зарплату, о машине я даже не мечтал, такое было невозможно, но мы не чувствовали себя ни бедными, ни обездоленными.

Очень было тяжело видеть некоторые вещи. Я однажды попробовал на Пасху к заутрене пойти в храм святителя Николая в Хамовниках: подходим около одиннадцати часов к храму, он окружен кольцом милиции и комсомольцев, когда мы подходим к воротам, нам ничего не говорят, просто дают пинка и отбрасывают – не пускали в храм. Это было, конечно, неприятно очень. 

Плохо было то, что нигде нельзя было купить Евангелие, только достать по знакомству. Слушали, напряженно ловили «Голос Америки», BBC, и нужно было исхитриться, чтобы через помехи что-нибудь услышать из европейского мира: там выступали и отец Антоний (Блум), и отец Александр Шмеман, и владыка Василий (Родзянко), очень интересные были беседы, но услышать почти ничего было невозможно, в Москве передачи глушили. Это, конечно, было грустно – чувствовалось, что свободы нет. 

Мы перепечатывали книжки на машинке, закладывали в машинку пять слоев папиросной бумаги и перепечатывали. Однажды мне принесли толстую книжку отца Михаила Польского «Новые мученики Российские», зарубежное издание (если поймают с ней, то могут и посадить). Мне на одну ночь ее дали почитать. Я соорудил штатив с фотоаппаратом и всю ночь ее переснимал – прочитать ведь не успеешь, а потом можно прочитать и еще кому-то дать. Она где-то даже до сих пор хранится, эта книжка. 

Вот такая была жизнь. В общем, интересная».

Last modified: Friday, 10 June 2022, 7:31 PM