Преподаватели

Каковы задачи курса «Иконоведение» в программе «Теология », зачем современному прихожанину знать церковное искусство и понимать богословие иконы? Что важнее для иконописца – мастерство или духовная жизнь, возможны ли в иконописи новаторские подходы? Может ли икона быть фоном на рабочем столе компьютера, зачем люди проходят под образами и каково место иконы в повседневной жизни современного христианина? Об этом – в интервью с преподавателем ИДО Еленой Олеговной Новиковой .

Елена Олеговна, по первому образованию Вы – инженер-математик, по второму – историк искусства, закончили отделение истории и теории христианского искусства факультета церковных художеств ПСТГУ. Расскажите, как появился интерес к иконописи, и как это сочеталось с точными науками?

– Интерес к древнерусской иконе у меня появился в школе в середине 80-х годов. И именно через икону позднее я пришла в Церковь. Учась в 9-м классе, я часто ходила в соборы Московского Кремля. Особенно мне нравился Успенский собор. Я думаю, что на меня тогда сильное впечатление производила сама обстановка древнего храма, и иконы я воспринимала как часть храмового пространства. Именно поэтому я шла в музеи Кремля, а не в Третьяковскую галерею. Мне очень нравились иконы, но их содержание я не понимала. В советское время было очень сложно найти источник такой информации. Я прослушала много экскурсий в Кремле, знала все, что рассказывают экскурсоводы про каждую икону, и мне даже казалось, что я могу сама уже выступить в роли экскурсовода. (Позднее мне это очень пригодилось, когда через десять лет я стала водить экскурсии в Кремле, работая по совместительству в туристической компании «Московский Спутник»). Экскурсоводы рассказывали об истории, красках, стиле, но о сюжетах икон – ни слова. Я пыталась спрашивать, но ответа не получала. В библиотеках найти книги, которые хоть как-то проясняли бы содержание икон, также не удавалось. Одна знакомая посоветовала почитать книги Лео Таксиля «Забавная Библия», «Забавное Евангелие». И мое знакомство со Священной историей началось именно с этих книг, Евангелие прочитать тогда я не могла. А дальше сами иконы стали все рассказывать.
Несмотря на то, что мое увлечение иконами в 9-м классе было достаточно сильным, я понимала, что связать свою жизнь с изучением древнерусского искусства после 10-го класса (тогда в школе учились десять лет) я не смогу – в силу того, что уровень преподавания английского языка в моей школе был очень низким, а за год выучить язык практически с нуля до очень хорошего уровня, необходимого для поступления на искусствоведческую специальность, не реально. В школе мне нравилась математика, у меня был неплохой уровень знаний, и я решила выбрать профессию, связанную с техническими науками, а древнерусское искусство оставить как область параллельных интересов.

Поступив учиться на инженера-математика, со второго курса я стала ликвидировать свой пробел и пошла на курсы английского языка. Мой интерес к иконе получил новый импульс, когда праздновалось 1000-летия Крещения Руси. Именно тогда я впервые оказалась на выставке икон. На выставку было непросто попасть, моей маме удалось через профсоюз на работе достать билет. Можно было купить каталог выставки, но, поскольку на продажу выносили очень небольшую партию, надо было приехать задолго до открытия, чтобы успеть его приобрести. Впервые я была на выставке икон, а потом дома от корки до корки прочитала весь каталог. Празднование 1000-летия Крещения Руси открыло мне дорогу в храм, через два года после этого я стала регулярно ходить в Церковь и активно посещать различные лекции известных священников. В конце 80-х – начале 90-х был необыкновенный подъем у молодежи в храме: всем хотелось действовать, возрождать храмы, служить Церкви. Именно в это время в Москве очень активизировалась деятельность ВООПиКа (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры), создавались группы (или, как их называли, «отряды») волонтеров, которые в свободное от учебы и работы время помогали восстанавливать памятники архитектуры. В это время часть отрядов стала тесно сотрудничать с Церковью и работать в действующих храмах. Я заинтересовалась этим движением и на долгие годы соединила свою жизнь с отрядом «Реставросъ» (сейчас это Добровольческое объединение молодежи « Реставросъ» при патриаршем центре духовного развития детей и молодежи Свято-Данилова монастыря). «Реставросъ», созданный в 1990 году, много лет проводил летние смены в замечательном русском городе Белозерске. Приехав туда один раз, мы все влюбились в него и ездили в Белозерск каждое лето на протяжении 90-х годов. 

Мы работали в действующем Успенском соборе XVI века, в заброшенных храмах, помогали археологам в Белозерском кремле. Конечно, посещали находящиеся недалеко Кирилло-Белозерский, Ферапонтов, Горицкий и другие монастыри. Были смены и в самом Кириллове. В зимнее время в начале 90-х годов «Реставросъ» работал в московских храмах – в храме Влахернской иконы Божьей Матери в Кузьминках, Успения в Путинках. Мы работали также во многих возрождающихся обителях в других городах – в Киеве, Пскове, Ростове, Переславле-Залесском, Рязани, Волоколамске, Костроме, Дмитрове, Сергиевом Посаде, Серпухове. Работа шла в тесном сотрудничестве со многими специалистами в области архитектуры и музейными работниками. 

Все это стало меня подталкивать к желанию профессионально заниматься изучением древнерусского искусства. Тут как раз открылся Православный Свято-Тихоновский богословский институт (тогда еще не университет). В 1995 году я поступила на факультет церковных художеств и с большим удовольствием училась, а после окончания осталась на кафедре истории и теории христианского искусства и преподаю «Древнерусское искусство». Позднее с 2010 года включилась и в систему дистанционного обучения, где стала преподавать курс «Иконоведение» на программе «Т еология».

Впервые услышав об «Иконоведении», многие думают, что это курс искусствоведческий – а о чем на самом деле эта дисциплина? В чем ее задачи, что должны вынести учащиеся из курса?

– Иконоведение – это курс, который изучает икону. Но икону можно изучать по-разному. Можно изучать материалы и процесс изготовления образа, то есть изучать икону с точки зрения техники и технологии исполнения – этим занимаются реставраторы. 

Можно изучать икону как художественное произведение – выявлять художественно-стилистические особенности. И этим занимается ряд дисциплин – древнерусское искусство, византийское искусство и др. Такое изучение существовало в советский период: икону изучали с точки зрения техники и стиля. Но икону можно также изучать с точки зрения состава изображения, то есть рассматривать сюжет, лица, предметы, композицию. Этим занимается иконография. 

А можно изучать икону как священный образ, то есть рассматривать ее как предмет, который вошел в богослужебную жизнь. Именно этим и занимается иконоведение. Иконоведение – это комплексная дисциплина, которая изучает богословие иконы, историю и практику иконопочитания, церковное учение об иконе.

В программе «Теология» иконоведение занимает определенную нишу: это богословский предмет, который дополняет то, что уже изучено в рамках догматики, литургики, церковной истории. Икона наглядно передает учение Церкви и также показывает, как это учение осознавалось в разное время. Конечно, пересечение с другими курсами есть, например, с Историей Церкви. Но акцент в изучении ставится не на историческом повествовании, а на рассмотрении иконы как литургического предмета.

Изучение иконы с богословской точки зрения началось давно. В начале XX века икона привлекла к себе большое внимание, потому что реставраторы научились раскрывать темные доски, и древнерусская икона открылась во всем своем великолепии. В советской России изучение богословия иконы было прекращено с революцией, но развивалось в Париже, где в 1960 году Леонид Александрович Успенский опубликовал книгу «Богословие иконы Православной Церкви». До сих пор это основная книга, где системно изложено учение Православной Церкви об иконе. Успенский вел курс иконоведения на Богословско-пастырских курсах в Париже. Его ученик, протоиерей Николай Озолин – большой друг факультета церковных художеств ПСТГУ – преподаватель иконоведения в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже. В нашем Университете иконоведение преподает декан ФЦХ протоиерей Александр Салтыков, искусствовед, сотрудник музея имени Андрея Рублева. Этот предмет есть на всех факультетах ПСТГУ.

Адаптируя курс под дистанционный формат, Вы что-то меняли?

– Конечно. Во-первых, каждый курс имеет авторскую окраску. Отец Александр внес свое видение этого предмета. Во-вторых, сам формат дистанционного образования требует адаптации. Первый дистанционный курс составила заведующая кафедрой истории и теории христианского искусства Ариадна Александровна Воронова для самой первой дистанционной системы. В 2010 году этот курс стала преподавать я, позже пригласили Юлию Викторовну Соболеву, выпускницу кафедры истории и теории христианского искусства ФЦХ ПСТГУ, сотрудницу Исторического музея, очень хорошего преподавателя и специалиста. Сейчас мы с ней ведем две параллельные группы. Несколько раз менялись системы дистанционного обучения, открывались новые возможности – и курс развивался и изменялся. Изменения курса происходили также под влиянием того, что происходит в современной науке. Книга Успенского, основное учебное пособие, написана полвека назад. Изучение древнерусского искусства за это время продвинулось дальше, и многое теперь предстало в другом свете. Например, изучение искусства XVII-XVIII века показало, что это очень сложный период, и там не все так однозначно, там тоже были своего рода открытия, и об этом времени нельзя говорить штампами, что это был только период упадка. Это мы пытаемся показать в курсе.

И мы все больше задумываемся о том, чтобы предмет был нацелен на современную жизнь в Церкви, в храме. Мы пытаемся говорить о современной иконе. Вопросы современного иконописания сквозной нитью проходят через весь курс. Хочется, чтобы люди, прошедшие наш курс, если они участвуют в жизни храма, прихода, ориентировались в том, что сейчас происходит в иконописи.

Современному иконописному искусству дают очень разные характеристики: начиная от того, что там совсем ничего хорошего не происходит…

– Нет, происходит много хорошего. В советское время иконописание не пресекалось совсем, были иконописцы, например, матушка Иулиания Соколова, но это были совсем маленькие островки. И когда стало возможным вновь писать иконы, был длительный период копирования старых образцов. Многие иконописцы копировали иконы, например, XVI века. На самом деле это естественно и нормально – после периода провала начинать с копирования. Но уже в начале 2000-х годов мы стали видеть, как появляются мастера, которые предлагают что-то новое.

Какие современные иконописцы Вам нравятся?

– Я не буду оригинальна, если скажу, что одним из моих любимых мастеров является Зинон. Раннее его творчество во мне не вызывало особого отклика, но вот роспись для Федоровского собора в Санкт-Петербурге мне очень нравится. Он ориентируется на раннехристианское искусство, но чувствуется, что это не просто ориентир: он дает новую жизнь этому стилю. Мне нравится то, что написал Александр Солдатов в Троице-Сергиевой Лавре, что он делает в Беслане. Сейчас есть очень талантливые иконописцы.

До какой степени в иконописи допустим собственный путь, новаторство?

– Сейчас о себе активно заявляет молодое поколение. Молодые художники, как и полагается их возрасту, обладают большой энергией, запалом, и иногда бывают немного революционерами. Им кажется, что все кругом «пропахло нафталином», им хочется, чтобы церковное искусство стало современным. Конечно, оно должно быть современным. Но для этого недостаточно произнести лозунги.Некоторые из молодых иконописцев пытаются выступать создателями новых иконографий. Но создать новую иконографию не так просто. Иконография не создается в кабинете – нельзя сесть и решить: «А дай-ка я сейчас придумаю что-то такое, чего еще не было». В истории мы видим, что каждая эпоха приносила свои вопросы, темы – в богословии, в церковной жизни. И церковное общество всегда было включено в эти обсуждения. Происходили, например, литургические, исихастские споры, и искусство реагировало, выражая те идеи, которыми жила Церковь. Иногда даже получалось, что искусство в чем-то опережало решения соборов, которые еще не состоялись, но была уже ясна православная точка зрения. И на стенах храма появлялись изображения, которые отвечали на какие-то важные для всех вопросы. Говорят, что иконописец – только исполнитель, а замысел принадлежит Церкви, святым отцам. То есть иконописец, благодаря своей творческой одаренности, может на художественном языке выразить православное учение в емкой, понятной и, в то же время, глубокой форме, как это когда-то сделал прп. Андрей Рублев, создав икону «Пресвятая Троица». И тогда это не мертворожденный ребенок, как это иногда получается у молодых иконописцев, а действительно живое искусство, оно подпитывается опытом Церкви. Кроме этого необходимо иметь достаточный духовный опыт, опыт жизни в Церкви и знания в области богословия, потому что икона – богословие в красках. Особое значение имеет и художественная одаренность.

Что для иконописца важнее: духовная сторона жизни или мастерство и творчество?

– Я всегда начинаю курс с вопроса, что такое иконопись – ремесло или искусство? Конечно, иконопись – это высокое искусство. Но мне могут возразить, сославшись на образы достаточно низкого художественного уровня, которые всегда существовали. Но дело как раз в том, что они существовали, когда параллельно с ними создавались высокохудожественные произведения. Можно сравнить с церковным пением. Все мы знаем, например, о существовании хоров бабушек в провинциальных храмах, где нет возможности иметь профессиональных исполнителей. Но мы понимаем, что это пение существует только потому, что есть высокие образцы хорового искусства. И только благодаря их существованию возможно вот такое пение в провинции. Абсолютно то же самое в иконописи. И провинциальные северные иконы, часто далекие от художественного совершенства, стали возможны только потому, что всегда существовало столичное искусство высокого уровня, где трудились всем известные русские и византийские мастера.

А нужны ли для изучения иконоведения искусствоведческие знания или только богословские? Мешает ли учиться отсутствие художественного вкуса?

– Художественный вкус никогда не повредит, а если его нет, то его можно развить. Чтобы научиться бегать – надо бегать, чтобы научиться понимать церковное искусство, надо в него войти, и понимание придет. Кто-то будет более утонченным знатоком, а кто-то на уровне обычного прихожанина сможет в нем разбираться.

Курс ставит ряд целей, в частности, чтобы слушатели перестали воспринимать образы и росписи в храмах как обои. Ведь у многих именно такое отношение к росписи: чтобы стены не были пустыми, на них что-то изображают. Участие образа в богослужении далеко не все осознают. Поэтому иконы и фрески в храме для многих существуют как его декор, как оформление храмового пространства для придачи ему соответствующей обстановки. Все понимают, что нужно молча подойти, приложиться к лежащей на аналое иконе, даже не вникая, что на иконе изображено. Если сегодня праздник, значит, будет икона праздника. А ведь иконы, посвященные одному празднику, очень отличаются друг от друга. В курсе мы иногда со слушателями обсуждаем, как внесение различных иконографических деталей влияет на смысловые оттенки.

Иконы, созданные для конкретного храма, часто отражали какие-то традиции конкретного прихода или местности, на иконах изображались местные или особо почитаемые в этой местности святые. О том, что на стенах храма росписи выстраиваются в стройную систему, которая несет определенные смыслы, знают очень немногие. Чаще всего считают, что это просто изображение Христа, Богоматери, праздников. Люди не задумываются, что каждая роспись – уникальна, что у нее есть определенная тема или темы, что этой росписью хотели что-то сказать. Вот это понимание, к сожалению, у нас даже в церковной среде ушло. А раньше оно, безусловно, существовало. Я все время говорю, что наши древние иконописцы работали не для будущих искусствоведов XX-XXI веков, они писали для живших в их время людей, самых простых. Конечно, было различие между провинциальным и столичным храмом, между северной деревней и великокняжеским, царским храмом. Но все создавалось для людей, которые не обучались истории искусства. И они прекрасно понимали, чем роспись одного храма отличается от росписи другого храма, что изображено на иконе. И от того, придет ли это понимание в широкую церковную среду, зависит, каким будет новое церковное искусство.

Ведь церковное искусство не существует само по себе, оно всегда является ответом на то, что хочет общество. Если придет понимание, что основная функция иконы литургическая, то сама молитва будет определять и стилистику образов. Это очень живое искусство, и сделать это искусство и сейчас живым – одна из целей нашего курса. Можно сказать, что мы хотим наш курс видеть развернутым на современность, и для этого мы изучаем прошлое.

Насколько нужно умение понимать икону тем, кто работает в храме? Украшение нового храма – это дело вкуса настоятеля, выбор общины?

– Конечно, я считаю, что при храме нужен человек, который разбирается в церковном искусстве. По крайней мере, на данный момент, не каждый священник компетентен в вопросах храмового искусства, и редко кто из прихода может ему помочь. Каждый приход имеет свою особую атмосферу, которую мы всегда чувствуем, попав на богослужение. Что такое атмосфера в храме? Это определенный молитвенный настрой, духовный уклад. И вот это и должно отражаться на стенах храма и в церковном творчестве. Церковное искусство должно помогать людям молиться в храме, а не мешать. Поэтому в идеале должна существовать прямая связь между каждым прихожанином и церковным искусством, возникающим в храме. Участвуя в литургической жизни своего прихода, каждый прихожанин способствует созданию особой духовной атмосферы, которая может найти отражение на стенах храма и в иконах. Иконопись – это общее дело, а тот, кто умеет держать кисточку в руках, отражает в художественной форме и общецерковное учение, и то, что важно для конкретного прихода.

Сейчас мы видим, что появляется большое количество росписей невысокого уровня, и это отражает степень общего понимания церковного искусства, все взаимосвязано. Будет другое восприятие – будут другие росписи.

Изучение иконоведения помогает увидеть, как богословские знания «выходят» к людям. Если возьмем простого крестьянина в Средневековье, откуда он черпал богословские знания? Одним из источников этих знаний, конечно, выступала икона. Но икона эти знания давала не для приобретения знания как такового, а для духовной жизни. Это был «мосточек», который соединял высокое богословие с жизнью человека.

То есть сейчас задача иконоведения – построить «мосточек» от церковного искусства к современной приходской жизни? Как и с церковным пением: человек, начав разбираться в службе, удивляется: «Оказывается, это молитва звучит сейчас, а я думал, просто поют и поют что-то красивое». То же самое с иконописью?

– Да, этот предмет помогает ощутить жизнь Церкви во всей ее полноте. Мы знаем из работ Флоренского про храмовое действие как синтез искусств, и эти искусства призваны сделать жизнь храма очень полной и в полноте помочь человеку раскрыться в своей духовной жизни. Икона имеет литургическую функцию, это наша помощница в молитве. И мы это особо чувствуем, когда молимся перед иконами, написанными людьми с большим молитвенным опытом, как, например, прп. Андрей Рублев. На занятиях по творчеству прп. Андрея Рублева мы читаем сохранившиеся сведения о том, как прп. Андрей проводил воскресные и праздничные дни. Если он и его «содруг» Даниил не работали, то целый день пребывали в созерцании икон. То есть они для молитвы держали перед собой образы, смотрели на иконы целый день, и для них это было необходимым «мосточком» в их исихастской практике.

Но и другая сторона иконопочитания наверняка у Вас в курсе рассматривается: вопросы иконоборческого периода, проблемы, которые связаны с неправильным отношением к иконам… Какие вопросы особенно проблемные в этом курсе, которые вызывают споры у учащихся, Вам кажутся наиболее сложными?

– Церковь живая и, как и везде, бывают правила и бывают исключения из правил. Это встречается и в церковном искусстве. Определенную сложность вызывает вопрос об изобразимости Бога-Отца. Когда мы изучаем церковные постановления о том, что Бога Отца изображать нельзя, тут же, конечно, все понимают, что этих изображений очень много в храмах. Почему? Понять можно, но ответить однозначно всегда бывает затруднительно. Мы также говорим, например, о запрете символических изображений Христа, на эту тему есть постановления Пято-Шестого собора, а такие изображения встречаются, несмотря на эти запреты.

Сложными бывают серьезные богословско-догматические вопросы, я прибегаю в таких случаях к помощи наших уважаемых преподавателей по догматики, они помогают разобраться в совсем тонких догматических нюансах.

Иногда приходится сталкиваться с ситуацией, когда люди приходят учиться, имея какой-то предыдущий неправославный опыт. Они искренне пытаются разобраться с имеющимся у них багажом знаний, понять, что соответствует православному учению, а что нет. Иногда возникают споры, даже отходящие в сторону от предмета нашего изучения.

Встречалось мнение, что сейчас не хватает антропологических исследований, направленных на взаимодействие людей с иконами. Вопросы, связанные с бытованием икон, разные странные традиции, например, прохождения под иконами… Это важно для иконоведения или это совсем другая сфера?

– Когда изучаешь церковное искусство, прослеживаешь процесс от его зарождения до современности, то невольно видишь это взаимодействие людей с иконой. Какое было отношение, такие и образы появлялись. Конечно, интересно было бы почитать отдельное исследование на эту тему.
Существуют разные местные традиции почитания образов и святых. В Воскресенском соборе в Тутаеве сделан узкий лаз под огромной иконой Спасителя, по которому надо проползти три раза. Каждая местность, каждый народ по-своему выражает поклонение святыне, существуют национальные особенности. Кто-то более сдержанно, а кто-то более явно и даже эмоционально это выражает. Мы же знаем, что в одной семье ребенка без конца целуют, а в другой держат дистанцию, но при этом и там, и там существует безграничная любовь. Некоторые традиции могут вызывать удивление. Но каждый раз надо различать, где поклонение принимает форму идолопоклонства, а где является формой очень глубокого желания поклониться святыне. И если это не идолопоклонство, то почему бы и нет, если так принято, и людям это помогает войти в молитвенную связь с Богом? Действительно, когда крестные ходы, например, идут с иконами, люди в духовном порыве проходят под иконами, и потом просветленные идут домой, несколько дней живут под этим впечатлением. Что же тут плохого? Это замечательно, по-моему. Когда икона существует для молитвы – человек выбирает себе эту форму молитвы, значит, ему так нужно.

Я часто поднимаю на форумах в курсе вопрос о месте иконы в современной жизни. Где должна находиться икона? Мы видим в некоторых домах стены, почти полностью покрытые иконами. Хорошо это или плохо? Надо опять-таки отталкиваться от главного назначения иконы: икона должна находиться там, где совершается молитва. Это ключ к пониманию места иконы в нашем доме. У каждого человека свои особенности духовной жизни. Если иконы заполняют все пространства стен, потому что человек действительно перед ними молится – это одна ситуация. Но если они как обои, и если дети, играя в мяч, попадают по иконам, то такого быть не должно. Почему существовал в избах красный угол? Это место, где икона не могла быть осквернена, куда люди обращались в молитве. Можно ли держать икону на рабочем столе компьютера, например? Неоднозначный ответ. Если икона помещается на экране как заставка вместо пейзажа или фотографии, а поверх нее попадают иконки документов, программ – это неприемлемо. А если человек поработал, свернул окна, и перед ним всплыл образ, перед которым можно помолиться и снова работать – это другое. Иногда образ может существовать как напоминание или как некий призыв, но это тоже существует в русле молитвенного подхода к образу.

Поэтому ответ может быть только один – где молитва, там икона. Где молитвы нет – иконы быть не должно. Это не украшение.

Преподавать иконоведение в дистанционном формате сложнее или легче, чем в очном? Есть здесь какие-то особые возможности? Или возможности, которые тут потеряны?

– Если студенты действительно учатся, результат в дистанционном образовании бывает очень хороший. Наш курс идет месяц, и каждый день мы занимаемся, кроме воскресенья. Такое полное погружение дает результаты, человек начинает чувствовать то, о чем мы говорим на занятиях. А это и есть самое главное. Я прекрасно понимаю, что по прошествии какого-то времени даты, события, имена и пр. забудутся, но то, что человек почувствовал, не забудется. Именно поэтому я стараюсь в курсе давать много иллюстративного материала. Наши слушатели иногда пишут о том, что пришли в свой храм и стали по-другому смотреть вокруг, как пришло понимание того, что уже могут сами разбираться. И это самое главное.

Дистанционное образование, с одной стороны, требует сокращения рассматриваемых тем, для того, чтобы уместиться в отведенное время, а, с другой стороны, есть возможность совмещать то, что в очном образовании рассматривается на лекциях и отдельно на семинарах. Например, при изучении каждой темы мы привлекаем источники, ведем обсуждения на форумах, слушатели выступают с докладами. В этом отличие от посещения лекций при очном обучении, когда студент может пассивно прослушать информацию. Дистанционное обучение требует того, чтобы слушатель поработал с рассматриваемым материалом.

Студентов очных отделений, изучающих церковное искусство, обычно водят в музеи, в дистанционном образовании я пока замены не нашла. В курс включены видеосюжеты, есть мысли попробовать делать фоторепортажи о проходящих интересных выставках, но это слабая альтернатива посещению музея.

Если бы Вас попросили назвать места, которые очень хорошо было бы посетить слушателям программы, что бы Вы туда обязательно включили?

– Я бы посоветовала, в первую очередь, посетить Свято-Троицкую Сергиеву Лавру , Музеи Московского Кремля. Почему? Потому что там можно видеть иконы в действующих храмах, в той среде, для которой они создавались, и роль иконы становится очень понятной. Кроме того, можно увидеть образы, которые датируются от ранних веков существования древнерусского государства до нашего времени. В Лавре находится иконостас круга прп. Андрея Рублева первой трети XV века, который стоит на своем исконном месте, что является большой редкостью. Я не могу назвать другого иконостаса такого раннего времени, чтобы он находился на том месте, для которого его создавали. То есть мы имеем возможность видеть в нетронутом виде то, что видели современники Рублева. Можно помимо икон увидеть росписи храмов. Иконы в Лавре находятся также и в музеях. И, конечно, в Лавре можно поклониться многочисленным святыням.
В Третьяковской галерее находятся жемчужины древнерусского искусства. Я очень люблю Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублёва , где собрана замечательная коллекция икон усилиями музейных работников. В их числе был и декан факультета церковных художеств отец Александр Салтыков. В 60-е – 70-е года XX века сотрудники музея отправлялись в экспедиции по северным деревням и спасали гибнувшие памятники. Частный Музей русской иконы  тоже очень интересный, в нем необыкновенно теплая атмосфера. Там хорошо представлена старообрядческая икона, провинциальные центры.

Общение с памятниками очень важно, икона сама начнет о многом говорить, надо только чуть-чуть настроить человека на общение с образом. И слова забудутся, а впечатление от образа останется.